1. Калека древний и седой - он лгал,
И взгляд его наполнен злобой был,
Когда он, объясняя путь, следил,
Как я покорно лжи его внимал -
Беззубый рот, скривившись, выдавал,
Что в мыслях он меня похоронил.

2. Зачем его оставить здесь могли,
Как если не сбивать с дороги тех,
Дошедших до него? Быть может, смех
Он сдерживал - и трещины земли
Им были эпитафией в пыли,
Когда он посылал на смерть их всех.

3. Его слова - мне дальше не пройти,
Мне надо повернуть на этот тракт,
Что уведет от Темной Башни в мрак...
Я понял: предо мной - конец пути,
И рядом цель, что я мечтал найти...
Но смысл за годы обратился в прах,

4. Как будто мое странствие во мгле,
Мой поиск, длившийся так много лет,
Сознанья тихо загасили свет -
Так тает след дыханья на стекле,
Лишь сердце бьется яростно во мне,
И резонанс в ушах звенит в ответ -

5. Моей души потухшей слабый стон...
Я - словно умирающий больной,
Почти что труп, но все еще живой,
Когда уже ушли друзья, и он
Один, и ум туманом окружен -
И слушает беседу за стеной.

6. "А есть ли рядом кладбище?" "А где
Мы проведем обряд?" "А сможем мы -
Как хорошо, что снег сошел с зимы! -
Все приготовить, например, к среде?" -
Так говорят о всякой ерунде -
И в ярости он рвется к ним из тьмы.

7. Я долго странствовал. Я видел кровь,
Пророчества, мечты, что не сбылись.
Друзья мои в Отряде, что клялись
Дойти до Башни - вновь, и вновь, и вновь
Я видел их тела, и вся любовь
Друг к другу не могла спасти... И ввысь

8. Глаза бездумно смотрят. Это мой
Удел? И я свернул, не слыша слов,
От в воздухе звенящих голосов,
От зла калеки на дороге той -
В кошмар, его указанный рукой -
К закату из моих ужасных снов.

9. Я обернулся шага через два -
В последний раз увидеть путь назад -
Но ни дороги, ни калеки - в ряд
Стоит стеной засохшая трава,
Что шелестит в безветрие едва,
И не на чем остановить свой взгляд.

10. Итак, опять вперед! Я никогда
Природы безнадежней не встречал -
Всю пустошь молочай заполонял,
Корявый, грязный куколь без стыда,
Крадучись, тихо пробрался сюда
И почву плодородную украл.

11. Нужда, гримасы, ужаса печать -
Удел этой страны. "Ну что ж, смотри -
Или закрой глаза!" - слова земли,
Что под ноги ложится умирать.
Здесь некому и нечего терять -
Лишь Страшный Суд проказу исцелит.

12. Обугленный чертополох ко мне
Тянул свои останки; рядом с ним,
Без листьев, с стеблем жалобным одним,
Дрожала полевица. По весне,
Пожарища мрачней, в предсмертном сне
Встречала пустошь солнца едкий дым.

13. Как вылезшие волосы редки,
Травинки тонкие пронзают грязь -
Запекшуюся кровь; не шевелясь,
Стоит слепая лошадь. Чьи клыки
На шкуре след прожгли? Кто васильки
Гниющие вплел в гриву, веселясь?

14. Живая ли? Она давно мертва,
Застыла плоть, и прахом стал скелет.
Она не может жить - и все же нет!
Вросла в копыта сорная трава,
Глаза истлели - но она жива!
На ней проклятье - миллиарды лет.

15. И взор тогда я к сердцу обратил.
Как перед битвой ищущий вина,
Сознанье я освобождал от сна -
Былых времен глоток придаст мне сил,
Один глоток, вот все, что я просил -
Чтоб разошлась видений пелена.

16. О нет! Из топких памяти глубин
Мне тихо Катберт улыбнулся вдруг.
Мой самый верный, мой надежный друг!
Твой смех всегда со мной. Но ряд картин
Позорных лик затмил... Я вновь один -
И снова замирает сердца стук.

17. И Джайлс пришел ко мне. Он, как свеча,
Горел прозрачным пламенем. Он честь
Всего превыше ставил. Но не счесть
Предателей - и руки палача
Нашли пергамент, а друзья, крича,
Свершили сами горестную месть.

18. Уж лучше настоящее мое,
Ад, испускающий зеленый гной,
Чем то, что стынет в мраке за спиной...
Ни звука. Может, извернет свое
Нутро старуха-ночь - и все зверье,
Визжа и воя, бросится за мной?

19. Внезапно незаметная река
Подкралась, заарканила мой путь.
Движенья нет. Коричневая муть
И пена покрывают берега.
Наверно, дьявол моет здесь рога,
На миг остановившись отдохнуть.

20. Малютка ядовитая! Ольхи
Стволы скривились, серы и мертвы.
Самоубийцы-ивы, без листвы,
Отчаялись замаливать грехи,
Их корни безнадежны и сухи -
Распороты здесь мирозданья швы.

21. О, все святые, как боялся я,
Переходя речушку смерти вброд,
На мертвеца наткнуться в пепле вод,
Иль, опираясь на древко копья,
С ним в омут провалиться! Да, моя
Душа дрожала, исторгая пот!

22. Я рад был переправу завершить -
В надежде, что увижу лучший край.
Увы! На этом месте чей-то рай
Пал под косой войны. Остались жить
Лишь жабы в ядовитых лужах, сныть
И в клетках - тени злых кошачьих стай.

23. Да, то была арена битвы битв.
Но что свело их здесь на страшный бой?
И нет следов - ни мертвый, ни живой
Не вышел из него. Ни плач молитв,
Ни шелест времени незримых бритв
Не нарушали здешний злой покой.

24. И кто все механизмы обратил,
Что в пыль затоптаны, на боль и ад?
Кто направлял их, чей безумный взгляд
Тела и души резать дал им сил?
Кто их почистил, смазал, наточил -
И бросил испускать кровавый смрад?

25. Я медленно, но верно шел вперед.
Болота, камни, голая земля
Безмолвная. Забытые, стоят
Иссохшие деревья. Мой приход
Не потревожит их. Лишь небосвод
Мне бросит вслед холодный, блеклый взгляд.

26. Здесь - краски скрыты пятнами, и мох,
Заплесневелый, ржавый, вековой,
Разбитый, издыхающий, гнилой
Клочками расстилается у ног.
Там - дуб боролся за прощальный вздох,
Но смерти проиграл неравный бой.

27. И нет конца пути! Тускнеет свет,
Ложится в грязный сумрак тишина.
В сознании восстала ото сна
Тень прошлого. Найду ль я в ней ответ?
Она, быть может, лучший даст совет -
И сдастся мне проклятая страна.

28. И, посмотрев вокруг, я осознал,
Что как-то вырос. Горный жуткий кряж
Схватил меня в кольцо. Опять мираж?
Закат померк на склонах серых скал,
Исчезла пустошь. Это ль я искал?
В тупик завел калека, темный страж.

29. Не сразу я заметил, что меня
Бесчестно провели. Кошмарный путь
Закончился. Ты можешь отдохнуть,
Шептали мне с небес осколки дня.
И я, себя и Господа кляня,
Не знал, о чем просить, куда свернуть.

30. Но вдруг, как луч над морем, как маяк,
Сверкнула память. Я сошел с ума!
Я знаю, где я! Эти два холма,
Высокая гора... Дурак! Дурак!
Ведь прямо пред тобой - последний знак!
Слепец! Твои глаза застила тьма!

31. А в центре - Башня... Темный силуэт,
Слепые окна, грязный камень, прах... -
И мир весь держит на своих плечах,
В ней все, что было, будет - сонмы лет,
День завтрашний, погасший ночью свет.
И тут я понял, что такое страх.

32. Не видел? Темнота вокруг? Нет, день
Вчерашний снова здесь! Пылает твердь,
Холмы взирают сверху - круговерть
Багряных туч не дарит больше сень -
С их лиц суровых уползает тень.
Они мою хотят запомнить смерть.

33. Не слышал? Но заполнил воздух звук!
Зовет в ушах, как колокольный звон,
И тысячи забытых мной имен
Бросаются ко мне. Движенья рук
И глаз и шепот: "Мы с тобою, друг!" -
Нахлынули огнем со всех сторон.

34. Они пришли сюда, на склон холмов,
Меня направить на последний шаг.
Я вижу их. Они - моя душа.
Ждет верный рог. Я к вызову готов.
И здесь, на перекрестье всех миров,
Я протрубил...

1. My first thought was, he lied in every word,
That hoary cripple, with malicious eye
Askance to watch the working of his lie
On mine, and mouth scarce able to afford
Suppression of the glee that pursed and scored
Its edge, at one more victim gained thereby.

2. What else should he be set for, with his staff?
What, save to waylay with his lies, ensnare
All travellers who might find him posted there,
And ask the road? I guessed what skull-like laugh
Would break, what crutch 'gin write my epitaph
For pastime in the dusty thoroughfare,

3. If at his counsel I should turn aside
Into that ominous tract which, all agree,
Hides the Dark Tower. Yet acquiescingly
I did turn as he pointed: neither pride
Nor hope rekindling at the end descried,
So much as gladness that some end might be.

4. For, what with my whole world-wide wandering,
What with my search drawn out thro' years, my hope
Dwindled into a ghost not fit to cope
With that obstreperous joy success would bring,
I hardly tried now to rebuke the spring
My heart made, finding failure in its scope.

5. As when a sick man very near to death
Seems dead indeed, and feels begin and end
The tears and takes the farewell of each friend,
And hears one bid the other go, draw breath
Freelier outside ("since all is o'er," he saith,
"And the blow fallen no grieving can amend";)

6. While some discuss if near the other graves
Be room enough for this, and when a day
Suits best for carrying the corpse away,
With care about the banners, scarves and staves:
And still the man hears all, and only craves
He may not shame such tender love and stay.

7. Thus, I had so long suffered in this quest,
Heard failure prophesied so oft, been writ
So many times among "The Band" - to wit,
The knights who to the Dark Tower's search addressed
Their steps - that just to fail as they, seemed best,
And all the doubt was now - should I be fit?

8. So, quiet as despair, I turned from him,
That hateful cripple, out of his highway
Into the path he pointed. All the day
Had been a dreary one at best, and dim
Was settling to its close, yet shot one grim
Red leer to see the plain catch its estray.

9. For mark! no sooner was I fairly found
Pledged to the plain, after a pace or two,
Than, pausing to throw backward a last view
O'er the safe road, 'twas gone; grey plain all round:
Nothing but plain to the horizon's bound.
I might go on; nought else remained to do.

10. So, on I went. I think I never saw
Such starved ignoble nature; nothing throve:
For flowers - as well expect a cedar grove!
But cockle, spurge, according to their law
Might propagate their kind, with none to awe,
You'd think; a burr had been a treasure-trove.

11. No! penury, inertness and grimace,
In some strange sort, were the land's portion. "See
Or shut your eyes," said Nature peevishly,
"It nothing skills: I cannot help my case:
'Tis the Last Judgment's fire must cure this place,
Calcine its clods and set my prisoners free."

12. If there pushed any ragged thistle-stalk
Above its mates, the head was chopped; the bents
Were jealous else. What made those holes and rents
In the dock's harsh swarth leaves, bruised as to baulk
All hope of greenness? 'tis a brute must walk
Pashing their life out, with a brute's intents.

13. As for the grass, it grew as scant as hair
In leprosy; thin dry blades pricked the mud
Which underneath looked kneaded up with blood.
One stiff blind horse, his every bone a-stare,
Stood stupefied, however he came there:
Thrust out past service from the devil's stud!

14. Alive? he might be dead for aught I know,
With that red gaunt and colloped neck a-strain,
And shut eyes underneath the rusty mane;
Seldom went such grotesqueness with such woe;
I never saw a brute I hated so;
He must be wicked to deserve such pain.

15. I shut my eyes and turned them on my heart.
As a man calls for wine before he fights,
I asked one draught of earlier, happier sights,
Ere fitly I could hope to play my part.
Think first, fight afterwards--the soldier's art:
One taste of the old time sets all to rights.

16. Not it! I fancied Cuthbert's reddening face
Beneath its garniture of curly gold,
Dear fellow, till I almost felt him fold
An arm in mine to fix me to the place
That way he used. Alas, one night's disgrace!
Out went my heart's new fire and left it cold.

17. Giles then, the soul of honour--there he stands
Frank as ten years ago when knighted first.
What honest men should dare (he said) he durst.
Good--but the scene shifts--faugh! what hangman hands
In to his breast a parchment? His own bands
Read it. Poor traitor, spit upon and curst!

18. Better this present than a past like that;
Back therefore to my darkening path again!
No sound, no sight as far as eye could strain.
Will the night send a howlet or a bat?
I asked: when something on the dismal flat
Came to arrest my thoughts and change their train.

19. A sudden little river crossed my path
As unexpected as a serpent comes.
No sluggish tide congenial to the glooms;
This, as it frothed by, might have been a bath
For the fiend's glowing hoof--to see the wrath
Of its black eddy bespate with flakes and spumes.

20. So petty yet so spiteful! All along
Low scrubby alders kneeled down over it;
Drenched willows flung them headlong in a fit
Of mute despair, a suicidal throng:
The river which had done them all the wrong,
Whate'er that was, rolled by, deterred no whit.

21. Which, while I forded,--good saints, how I feared
To set my foot upon a dead man's cheek,
Each step, or feel the spear I thrust to seek
For hollows, tangled in his hair or beard!
It may have been a water-rat I speared,
But, ugh! it sounded like a baby's shriek

22. Glad was I when I reached the other bank.
Now for a better country. Vain presage!
Who were the strugglers, what war did they wage,
Whose savage trample thus could pad the dank
Soil to a plash? Toads in a poisoned tank,
Or wild cats in a red-hot iron cage -

23. The fight must so have seemed in that fell cirque.
What penned them there, with all the plain to choose?
No foot-print leading to that horrid mews,
None out of it. Mad brewage set to work
Their brains, no doubt, like galley-slaves the Turk
Pits for his pastime, Christians against Jews.

24. And more than that - a furlong on - why, there!
What bad use was that engine for, that wheel,
Or brake, not wheel - that harrow fit to reel
Men's bodies out like silk? with all the air
Of Tophet's tool, on earth left unaware,
Or brought to sharpen its rusty teeth of steel.

25. Then came a bit of stubbed ground, once a wood,
Next a marsh, it would seem, and now mere earth
Desperate and done with; (so a fool finds mirth,
Makes a thing and then mars it, till his mood
Changes and off he goes!) within a rood -
Bog, clay and rubble, sand and stark black dearth.

26. Now blotches rankling, coloured gay and grim,
Now patches where some leanness of the soil's
Broke into moss or substances like boils;
Then came some palsied oak, a cleft in him
Like a distorted mouth that splits its rim
Gaping at death, and dies while it recoils.

27. And just as far as ever from the end!
Nought in the distance but the evening, nought
To point my footstep further! At the thought,
A great black bird, Apollyon's bosom-friend,
Sailed past, nor beat his wide wing dragon-penned
That brushed my cap - perchance the guide I sought.

28. For, looking up, aware I somehow grew,
'Spite of the dusk, the plain had given place
All round to mountains - with such name to grace
Mere ugly heights and heaps now stolen in view.
How thus they had surprised me, - solve it, you!
How to get from them was no clearer case.

29. Yet half I seemed to recognise some trick
Of mischief happened to me, God knows when -
In a bad dream perhaps. Here ended, then,
Progress this way. When, in the very nick
Of giving up, one time more, came a click
As when a trap shuts - you're inside the den!

30. Burningly it came on me all at once,
This was the place! those two hills on the right,
Crouched like two bulls locked horn in horn in fight;
While to the left, a tall scalped mountain ... Dunce,
Dotard, a-dozing at the very nonce,
After a life spent training for the sight!

31. What in the midst lay but the Tower itself?
The round squat turret, blind as the fool's heart
Built of brown stone, without a counterpart
In the whole world. The tempest's mocking elf
Points to the shipman thus the unseen shelf
He strikes on, only when the timbers start.

32. Not see? because of night perhaps? - why, day
Came back again for that! before it left,
The dying sunset kindled through a cleft:
The hills, like giants at a hunting, lay
Chin upon hand, to see the game at bay, -
"Now stab and end the creature - to the heft!"

33. Not hear? when noise was everywhere! it tolled
Increasing like a bell. Names in my ears
Of all the lost adventurers my peers, -
How such a one was strong, and such was bold,
And such was fortunate, yet each of old
Lost, lost! one moment knelled the woe of years.

34. There they stood, ranged along the hillsides, met
To view the last of me, a living frame
For one more picture! in a sheet of flame
I saw them and I knew them all. And yet
Dauntless the slug-horn to my lips I set,
And blew.
"Childe Roland to the Dark Tower came."